О рационе мореплавателей:
...И травились токсинами спорыньи матросы точно также, как и их сухопутные соотечественники. Отсюда и болезни, и видения всевозможных «морских дьяволов», «морских змеев» и прочих чудовищ. Возможно, что под галлюциногенным действием спорыньи матросов посещали такие видения, что они в ужасе прыгали за борт и часть легенд о «Летучем Голландце» объясняется именно этим. Во всяком случае, среди версий о гибели «Марии Селесты» в 1872 году, отравление спорыньей всплывало неоднократно.
[...]
Как это ни странно, но в Европе долгое время не знали о том, что пищу можно долго хранить в замороженном виде. Одним из первых об этом догадался английский философ и лорд-канцлер Англии Френсис Бэкон (1561-1626). Ставя свои опыты и изучая действие холода как средства для консервирования мяса (Бэкон набивал снегом куриные тушки), он простудился, получил воспаление легких и умер.
Консервы в том виде, в котором мы привыкли их видеть (в жестяных консервных банках) появились впервые во Франции сравнительно недавно — в XIX веке — благодаря уже упомянутому Апперу. Англия быстро оценила это изобретение, купила у французов патент и с 1826 года стала снабжать свою армию и флот «консервaми Аппера». Правда, консервного ножа еще придумано не было (его придумают спустя почти 30 лет), и первое время солдаты вскрывали консервные банки с помощью молотка и долота, поскольку стенки банок были очень толстыми и обычный нож их не брал. Первыми консервы получили экипажи кораблей британского флота. Правда, и тут сначала не обошлось без неприятностей. Недобросовестные подрядчики при приготовлении консервов нередко пускали в ход несвежее мясо, вонявшее как труп, поэтому мясным консервaм англичане, всегда испытывавшие особую любовь к французам (тем более после войны с Наполеоном), дали красноречивое прозвище «дохлый француз».
О пиратском театре (честное слово, впервые слышу про такой миф):
Если верить Чарльзу Джонсону (возможно, это псевдоним Д. Дефо), люди Анстиса любили (см. его «Всеобщую историю пиратов», Лондон, 1724) на досуге устраивать театрализованные представления, в которых «судили» друг друга за преступления на море. Причем каждый раз роли менялись: вчерашние судьи оказывались на скамье подсудимых, а подсудимые занимали место судей. Представление обычно заканчивалось вынесением смертного приговора: «Слушай меня, ты, разбойник! — восклицал судья.— Ты должен быть повешен, и тому есть три причины: во-первых, не хорошо, чтобы я здесь сидел в качестве судьи и при этом никто не был повешен; во-вторых, тебя следует повесить, потому что у тебя рожа злейшего висельника; в-третьих, тебя непременно нужно повесить, потому что я устал и голоден. Вот тебе и весь закон, скверный ты пёс!» Современные исследователи не сомневаются, что в указанной книге реальные события переплетены с вымыслом, и в уста действующих лиц автором «вложены» пространные речи и диалоги, на самом деле никогда пиратами не произносившиеся.
В главе, посвященной капитану Беллами, Ч. Джонсон (Д. Дефо) тоже рассказывает о «спектакле», якобы разыгранном пиратами на борту судна «Уайда» («Whydah»). Ставилась пьеса «Королевский пират», в которой Александр Македонский судил пойманного разбойника. Премьеру, однако, сорвал корабельный пушкарь, никогда не видевший ничего подобного. Уверовав в реальность происходящего, он бросился в кубрик к своим дружкам и закричал: «Эй, поднимайтесь! Те, что наверху, хотят повесить почтенного Джека Спинклза. Если мы допустим это, они не поленятся вздернуть на реях и нас!» С этими словами он схватил гранату, зажег фитиль и, поднявшись на палубу, швырнул ее в толпу «судей». Следом за ним, размахивая саблями, наверх устремились и другие. Потасовка была жаркой, но недолгой. Когда все прояснилось и страсти улеглись, выяснилось, что пирату, игравшему роль Александра Великого, успели отрубить руку, а почтенному Джеку Спинклзу — ногу.
Ресурс, посвящённый пиратам и истории пиратства. Очень интересные статьи, целый день не могу оторваться.